11 Апр Анна Звягинцева: «Мне интересно то искусство, в присутствии которого становится некомфортно»
Работы Анны Звягинцевой ‒ это всегда событие для выставочного пространства разных масштабов и амбиций. Тонко, проникновенно, умно. Как художнице это удается? Мы попытались выяснить.
Анна, начнем с вашей еще одной номинации на премию ПинчукАртЦентра. Несложно заметить, что ваша работа несколько выбивается из большинства, увлеченного рефлексиями на социально-политические события в стране и мире. Избежать этого ‒ ваш сознательный выбор или общее внутреннее состояние?
Моя работа тоже затронута этими событиями. Вначале действительно все очень красиво – тонкий рисунок, светлая комната. Но если задержать взгляд ‒ не возникает ли у вас чувство, что тут что-то не так? Не появляется ли вопрос, почему эти части отвалились? Почему мирная картинка рассыпается? Все сначала выглядит как красивые изображения, они даже развешены или расставлены так, чтоб удобно было ходить вдоль стеночек, только вот есть некая преграда – не удается подойти поближе к изображению на стене, упираешься в подиумы с отвалившимися частями рисунка. Т.е. тут вам выбирать – игнорировать «тень катастрофы», ограничившись довольно спокойным на первый взгляд визуальным рядом, или все же остановиться и попробовать освоить работу как целое. И во втором случае сложно будет совсем отделить ее от «событий в стране».
Несколько лет назад в составе кураторской группы «Худрада» вы делали проект в Крыму. Он был как раз о завоевании общественного и политического пространства. Тогда это была потребность или очередное свидетельство дара предвидения, характерного для людей искусства?
Выставка «Спорная территория» лишь отчасти касалась темы территорий в географическом смысле. Мы там говорили о различных спорных территориях – о публичном и частном пространстве, о теле и гендере, о миграции и политических конфликтах. Нас позвали сделать «что-то» именно в Севастополе, в городском художественном музее. В процессе работы возникла эта тема «спорных территорий» потому что она, можно сказать, лежит в этом месте на поверхности – Крым и сам Севастополь, как места, где идет борьба идентичностей, и музей как «спорная территория» для современного искусства. Есть тенденция говорить о том, что художники что-то предсказали. Во время Майдана началась волна публикаций о случаях «художественного предвидения» и не спала до сих пор. Но художник не прорицатель, он такой же гражданин, как и вы – он живет, наблюдает, анализирует и естественно, что в работах все это проявляется. Возможно, у художника обострено желание постоянно задавать вопросы, во всем сомневаться, искать новые способы артикулировать эти сомнения. Произведение может иметь форму вопроса. А действительность через некоторое время может дать ответ.
Как вы считаете, Киевская биеннале 2015 как довольно спорное мероприятие смогла реализовать свои просветительские амбиции касательно современного искусства? Как куратор вы могли бы провести небольшую работу над ошибками ‒ что было хорошо, а что откровенно не получилось?
А в чем спорность этого мероприятия? Каких-то внятных экспертных суждений на этот счет заметно не было. Смутное недовольство – да, его можно было разглядеть во многих. Но именно смутное, неопределенное. «Киевская школа» стало событием, для которого у киевской художественной сцены не нашлось средств описания. Просто новый опыт, которого здесь раньше не случалось. Кураторы и приглашенные ими художники, теоретики, исследователи говорили далеко не только о современном искусстве. Среди приглашенных были ключевые имена в своих сферах. Те, кто влияет на «климат эпохи». Была плотно наполненная и очень требовательная к аудитории программа из нескольких событий на каждый день. Это для художественной среды было совсем новым.
Было видно, что подготовка велась в экстремальных обстоятельствах. Это сквозило в деталях вроде не слишком-то заранее отправляемых анонсов или нехватки информации в масс-медиа. Возможно, было явное нежелание разжевывать некоторые вещи для неподготовленной публики. Но ведь можно так и сделать – неожиданно взять и перестать относиться к аудитории как к инфантильной. Вдруг это резко все изменит?
Если говорить о конфликтных темах в современном украинском искусстве, что добавилось за последние два года, что безвозвратно ушло? Стало ли больше конкретики, чем абстрактных тем и дискуссий?
Хорошо если само искусство конфликтно. Мне интересно то искусство, в присутствии которого становится некомфортно, когда ты уходишь с выставки, а оно жужжит над ухом как ночной комар и его не выходит игнорировать. Можно, конечно, прихлопнуть комара. Но вы, возможно, о другом. Тема войны то, от чего в Украине никуда не денешься. «Конфликтная тема» в современном искусстве – это как будто предмет свободного выбора: хочешь конфликтную ‒ бери, а хочешь ‒ неконфликтную. Я бы сказала, в последних «регулярных» украинских групповых выставках проявилось желание ничего не усложнять. Не трогать старые раны. Не забывать о гражданственности, но оставлять политическому роль «простого», а в сложности углубляться только в частном.
Скажем так, война – это тема, которую ты не выбираешь. Ты выбираешь только то, как на нее смотреть. Иногда в результате даже не скажешь, что война в работе есть, – но даже самая спокойная картина повседневности уже безвозвратно изменена.
Почему как художник вы работаете в одиночку, а как куратор в группе? Кроме организационных выгод, если ли какие-то эмоциональные аспекты?
В группе работать очень сложно и интересно. А еще – гораздо медленнее. Кураторство – это часто про создание коллективных ситуаций. И сейчас нет кого-то сильного и авторитетного, кто создаст такую ситуацию для остальных. И нет других, которые соберутся, чтоы создать такую ситуацию для тебя. Мы формируем контекст друг для друга. Эмоциональный аспект есть тогда, когда есть собеседники. Все совсем по-другому, когда их нет – но главное ведь то, о чем эти собеседники говорят. Формулируются идеи и позиции, а иначе все останется просто тусовкой. Формируется художественная среда, пусть и совсем небольшая.
С недавних пор в информационном пространстве разразился спор по поводу того, стоит ли художникам брать деньги (премии или гранты) у фондов, которые принадлежат олигархам. Хотелось бы узнать вашу точку зрения на этот счет.
Не таких уж недавних. Лет пять минимум. Моя точка зрения уже понятна хотя бы потому, что я поучаствовала в премии Пинчука и получила там приз и от жюри и от зрителей. Но это не означает, что я участвую в любых конкурсах. Например, в премии Фирташа я не участвовала. Когда слабы публичные государственные институции, появляется повышенная требовательность к частным. Вообще с деньгами на искусство в Украине есть очень короткий ряд вариантов: государственные деньги, олигархические фонды, коллекционеры из среднего класса, западные институции – насколько последний вариант имеет отношение к Украине, конечно. Как у нас распределяются государственные деньги? И что у нас с коллекционерами и местным рынком искусства?..
Может ли, на ваш взгляд, современный художник работать только с каким-то одним видом медиа? Что лично вам дает работа и с фото, и с инсталляциями, и с рисунком… Это все часть поиска или ваш собственный многоголосый язык высказывания?
Может, кто ж ему запретит. И я, в принципе, работаю только с одним медиа – с быстрым рисунком, наброском. Но это не всегда заметно. Ведь я превращаю рисунки в металлические скульптуры, настенные росписи, слайд-проекции, вышивку, в самые разные вещи. Я скорее разрабатываю это тему, исследую рисунок с разных сторон.
Как вы считаете, благодаря какому инструменту популяризацию современного искусства можно вывести за рамки арт-тусовки, междусобойчика? И стоит ли вообще этим заниматься, учитывая отсутствие искусствоведения в учебных программах школ и гуманитарных вузов. Может, логичнее начинать с основ, признанных шедевров?
Нужны институции. Без них вообще ничего не получится – ни с современным искусством, ни с признанными шедеврами.