18 мая Вова Воротнев: «Интерес к граффити, стрит-арту выдохся, просто сошел на нет»

Художник Вова Воротнев понятен не каждому украинцу, зато горячо любим европейской публикой. Он знает себе цену, он независим и целеустремлен. О будущих проектах, нелюбви к социальной демагогии, субкультуре граффити и финансовой независимости Воротнев рассказал ARTinUkraine.

Еще недавно ты выглядел очень аутентично. Такой красивый, необычный. Почему подстригся?

Я спор проиграл. А раз проиграл, то слово нужно было держать.

С прической ситуация прояснилась, а что с профессиональной деятельностью? Одна из самых громких выставок, которая была у тебя в Украине, – экспозиция номинантов премии Пинчука. Ты больше выставляешься за границей. Можно сказать, Вова Воротнев – человек мира. Ты много путешествуешь, мало находишься на родине. Так ли это?

Ну, так может показаться со стороны. На самом деле я, конечно, провожу больше времени в Киеве, чем где-либо. Но действительно, не считая моей недавней выставки «(В)андалузский пес», никаких персональных выставок в Украине я не припомню. Довольно много было коллективных, групповых экспозиций. У меня действительно больше получается реализовывать себя за рубежом. В основном, это Польша. Отбывал также резиденцию в Роттердаме, где, в частности, делал персональную выставку. Любовь к работе за рубежом объяснима: во-первых, моя методология не всем здесь понятна. Во-вторых, у меня довольно эфемерный продукт – я скорее работаю над созданием каких-то формул, нежели произвожу определенную продукцию на «рынок». Поэтому в Украине мне иногда сложно работать. У нас ведь «институции», с которыми художник может сотрудничать, бывают двух категорий: это либо чисто коммерческая галерея, которая преследует рыночные цели и, в основном, заточена, скажем, под живопись, даже порой на откровенный китч. Либо же институции, которые работают, с социальной и политической подоплекой. Бюджет последних – гранты, которые нужно «объяснять» какой-то социальной или политической необходимостью. Одним словом, не для мизантропа условия. Я нахожусь где-то посередине – сторонюсь социальной демагогии и не делаю понятной для местного арт-рынка «сувенирки». Благодаря своему субкультурному граффити бекграунду, я включен в общеевропейский контекст. Поэтому там мне проще работать.

Да, в Украине очень сложно с субкультурами. Из создателей граффити культуры мы общались с Фатумом и Амамом. Так вот они как раз жаловались на то, что субкультуры, в частности, граффити переживает не лучший период своей «жизни» в нашей стране.

На самом деле, переживает везде не лучший период. Интерес к граффити, стрит-арту выдохся, просто сошел на нет. Если вы замечали, то на протяжении всей истории граффити-субкультуры это занятие шло под грифом «свежее», «новое». Малопонятно, как что-то может быть свежим 40 лет подряд. В действительности граффити, стрит-арт стали нормой, рутиной, не удивляющим творчеством. Упадку этой субкультуры способствовала и откровенная коммерциализация многих художников. Это поставило под сомнение стихийность, контр-культурность этого явления.

Это живописное полотно – твое. А можно пару слов о нем. Определенное время ты говорил, что уходишь из граффити культуры и ты переходишь в искусство в классическом понимании. Что произошло?

Это просто потеки, но потеки регулируемые. Я как бы маневрировал. Манипулировал гравитацией. То есть потеки создают сетку. Серия называется «Тартаны». Это шотландский орнамент в клеточку. И это вовсе не граффити, несмотря на спрей. Граффити – это стихийная информация в публичном пространстве. Здесь же – создание иронического нарратива (пародии на шотландку) из индексальных знаков (знаки-признаки. – Авт.). Сложно, одним словом.

В концептуальном искусстве существует закон 80/20. То есть, 80% ты думаешь, 20% – создаешь. С тобой это работает?

Со мной только это и работает. Ведь у меня нет ни возможности, ни желания захаращивать свое место обитания какими-то работами. Их нет возможности архивировать, их негде хранить. В Киеве доступ к интерьерам затруднен. Поэтому у меня даже больше 80% уходит на мысли. Я генерирую идеи, формулы, которые реализовываю при возможности в будущем, уже в галерейном пространстве. Все зависит от определенного места, бюджета, контекста.

Тебя меценаты поддерживают или ты гранты выигрываешь? И тогда есть возможность работать?

Я – независимый художник. Меня никто не поддерживает. Иногда кто-то покупает работу. Иногда получаю гонорар за тот или иной проект. Это и есть вся поддержка. Я не живу с искусства. Для того, чтобы держаться на плаву, занимаюсь дизайном. Делаю футболки, например. Это не является моей художественной деятельностью. При этом я не мыслю так: мол, вот я художник – творю на холсте, на стене и еще на футболке. Нет. Когда я делаю принт на футболке – это совершенно не связано с моей художественной деятельностью. В то же время я не делаю это только ради денег – попсовых футболок не произвожу. Это просто мое другое амплуа – субкультурное.

Можно сказать, что в тебе просыпается какая-то другая личность, а художник засыпает на время.

Скорее, это не связано с теми стратегиями, которые я использую, как художник. Другой вообще формат мышления. Другие задачи. Другой язык.

Какие у тебя планы вообще на будущее?

У меня вот только прошла выставка «(В)андалузский пес». Она была очень низкобюджетная, суровая и андерграудная – в гараже. Ею я закончил какой-то этап в пост-граффити, комментируя вандализм и свою альма-матер субкультуру. Еще запланировано очень много было групповых проектов в 2015 году – около десяти. Планирую чуть-чуть сбавить темп, не гнаться за ритуалом «выставления». Точнее, поменять формат, так как часто приходится идти на компромиссы, выступать лишь инструментом. Сейчас работаю над проектом, связанным с моей малой родиной – Западной Украиной. Хочу его презентовать во Львове, а потом в Киеве, или, может быть, в Польше.